— Тут у них есть резон, — заметил Тоби.

— Тем не менее, кто бы она ни была, нельзя же так орать посреди улицы. Нарушает общественный порядок: пугает лошадей, — да и вообще это дурное воспитание. Так что, Эдвин, незачем на меня напирать.

— Все эти Ричардсоны сегодня забыли свои хорошие манеры дома, — проворчал Тоби, когда Эдвин стремительно удалился. — Я пригласил Утрату на танец, так просто, чтобы доставить ей удовольствие. Господи, она ведь малютка! Ну и неправильно поняла, когда я малость ее приобнял. Что-то там себе возомнила! — Голос его зазвенел от возмущения. — Въехала мне каблуком в голень!

— Интересно, где она подцепила такой трюк? — подивился Берти. — Я бы ни за что ее не узнал в этом платье. Обычно она ходит страхолюдиной.

В гостиной Аликс смотрела на Утрату. Та сидела за роялем, кто-то добыл ноты — музыку для танцев, и она играла перед восхищенной публикой старомодные мелодии: регтаймы и чарльстоны. Гости постарше с воодушевлением притопывали в такт и напевали строки из песен.

Сол искал глазами жену.

— Право же, нам пора возвращаться. Мне не нравится, что мама весь вечер одна. А если ей нездоровится?

— Ей и так нездоровится, дядя Сол. У нее же мигрень.

— Вам, девчонкам, хорошо столь легкомысленно к этому относиться. Но кто-то же должен о ней позаботиться.

— Там есть Липп. — Аликс хотела добавить, что не знает человека более способного самостоятельно о себе позаботиться, чем бабушка.

Она смотрела, как ее дядя прокладывает путь через толпу вокруг рояля и подходит к жене. Он сказал ей что-то, она обернулась к нему, и Аликс побледнела, поразившись выражению лица тети Джейн. Она не представляла, что у женщины может быть такая ненависть в глазах, когда она беседует с мужем. Неужели тетя Джейн так ненавидит дядю Сола? Или они просто поссорились?

Вероятно, ее отец с матерью тоже смотрели так друг на друга. Теперь уже никогда не узнать. А как насчет деда с бабкой? Дедушка всегда был с бабушкой нежен и учтив, но на людях. Аликс никогда не слышала, чтобы они ссорились, во всяком случае, не повышали голоса, не горячились, не теряли самообладания. У них, конечно, возникали разногласия — сложно, тесно общаясь с бабушкой, не иметь с ней разногласий, — но каким-то образом дедушка умел все сгладить и разрядить обстановку, уступить, избежать открытого противостояния.

Наблюдая за дядей и тетей, размышляя о дедушке, прожившем пятьдесят лет с бабушкой, вспомнив видимое довольство жизнью тети Труди, Аликс впервые всерьез задумалась о том, что брак может таить в себе опасность в не меньшей степени, чем давать любовь, удовлетворение и защищенность.

— У тебя ожесточенный вид, — заметила Сеси, вошедшая в комнату вместе с Майклом. — Майклу скучно. Он это отрицает, но я вижу по глазам. Я привела его послушать игру Утраты. О чем ты думала, на что так сердишься?

— Я не сержусь, просто размышляю. Я смотрела на дядю Сола и тетю Джейн и спрашивала себя, хочу ли я замуж.

— Как, и вы тоже? — рассмеялся Майкл. — Сеси уже прочла мне лекцию насчет преимуществ холостяцкой жизни. А как же дети? Кто-то должен иметь детей. Или это они создают такие неудобства, что заставляют вас торжественно отречься от супружества?

— Дети не помеха, пока маленькие. Проблемы начинаются, когда они вырастают.

С другого конца комнаты раздался громкий голос Джейн:

— Нет, я не стану молчать! Я не вижу причин, почему мы должны уходить рано лишь для того, чтобы ты проведал, как там твоя мама. Она крепко спит под защитой зловредной Липп, топчущейся под дверью как верный пес. Раз в жизни я провожу время в свое удовольствие. Здесь нет никого, к кому я должна проявлять повышенную вежливость для того, чтобы они за тебя проголосовали. Если желаешь идти домой — иди. Я остаюсь.

— Джейн, будь благоразумна, — произнес Сол, красный от смущения. — Ты не можешь остаться, если я уйду. Нелепо вести себя подобным образом. Ты как дебютантка на первом балу, задерживаться допоздна на танцах — для молодежи.

— А мне нужно считать себя старой и сидеть в сторонке с пожилыми дамами? Те хоть имеют детей и внуков, о которых могут поговорить, а я — нет. Пожалуйста, вспомни об этом. С тобой я уж определенно чувствую себя старой.

Затем, хвала Господу, рядом с Солом оказался дедушка.

— Почему бы тебе не поехать домой вместе со мной, Сол? Я не собираюсь дольше задерживаться. Эдвин ушел, насколько я знаю, так что в машине найдется место для тебя. Оставь Джейн, пусть повеселится, приятно видеть ее счастливой. Она потом вернется в твоем автомобиле.

— Нет. Джейн много выпила, посмотри на нее. Она пьяна.

— Если я выгляжу пьяной, то от музыки и хорошей компании. Я выпила один бокал шампанского, а потом пила фруктовый пунш. Я прекрасно могу добраться сама.

Сеси и Майкл приблизились к роялю. Аликс почувствовала, что кто-то тянет ее за локоть, и обернулась узнать, в чем дело.

— Эдвин! Я думала, ты ушел. Что с тобой? У тебя вид как у привидения. Что случилось?

— Мне нужна твоя помощь, Лекси. Немедленно. Выйдем, чтобы дедушка нас не увидел. Попроси кого-нибудь принести тебе плащ, нам надо уйти прямо сейчас.

— Зачем? — встревожилась Аликс.

— Я услышал ужаснейшие новости, я должен ее увидеть, нельзя терять ни минуты. Но я не могу отправиться туда один в такую пору. Уже ночь.

— Кого увидеть? И почему ты не можешь один? Разве кругом разбойники и головорезы? Ради всего святого, Эдвин, я ничего не понимаю!

— Ты недалека от истины, когда говоришь о головорезах. Но нет, дело не в этом, дело в правилах приличия, будь они прокляты! Если я пойду в тот дом один в это время суток, кто-нибудь обязательно меня увидит. Приоткрывающиеся занавески… ты же знаешь наших лоуфеллских старых сплетниц. Похоже, я и без этого создал ей достаточно неприятностей.

— Эдвин, успокойся и объясни мне, о чем ты толкуешь.

Эдвин усмехнулся: тот брат, которого Аликс знала, был спокойным и уравновешенным. Теперь они уже были одни в комнате, где хранились охотничьи ружья. Эдвин стоял, прислонившись спиной к шкафу и зарывшись рукой в шевелюру. Пряди волос под его пальцами казались почти черными, заметила Аликс со странно возросшей четкостью восприятия, которую вызвала передавшаяся ей от брата тревога.

— Речь о Лидии. Два человека говорили здесь о ней в оскорбительной манере, ну ты знаешь, о чем я. А Берти сообщил затем, совершенно небрежно, невзначай, что на нее набросился один из тех фашистов, которые квартируют в доме у миссис Маккехни.

— Какой Берти?

— Берти… как его там… а, Берти Лонгтон. Да какая разница? Важно, что тот человек… тот ублюдок чуть не напал на Лидию. Что она пережила? Что она должна чувствовать теперь? Лекси, она могла уже упаковать вещи и уехать.

Это было бы совсем неплохо, подумала Аликс. Но едва ли уместно так ответить Эдвину.

— Я не виделся с ней днем и ругаю себя. Стараюсь не ходить туда каждый день, хотя, Бог свидетель, был бы счастлив проводить с ней целые дни. Но мне надо было доставить проклятый буер к кузнецу, одно из лезвий нуждается в заточке, поэтому я не катался с ней на коньках сегодня утром, а потом подумал, что оставлю визит до завтра. Я же хотел быть с ней, почему не пошел?

— Ты бы ввязался в драку с чернорубашечником, попал в кутузку, и пришлось бы тебя выкупать за бешеные деньги, — спокойно промолвила Аликс. — Этот гнусный тип действительно напал на нее?

— Я не знаю… Точно не знаю. Идиот Берти сообщил, что чернорубашечник обзывал Лидию шлюхой и сукой. И еврейкой, конечно…

— Это переполошит соседей.

— Ничего смешного!

— Ради Бога, Эдвин, я не сказала, что смешно. На мой взгляд, отвратительно. Хорошо, я пойду. Попроси кого-нибудь разыскать Эккерсли, он может отвезти нас домой, прежде чем забрать остальных. Иди и объясни дедушке, что у меня разболелась нога и ты хочешь меня проводить. Нет, не спорь, не устраивай суматохи. Просто сделай, как я говорю. Эккерсли довезет нас до «Уинкрэга» и вернется за остальными. Замолчи, Эдвин. Я не собираюсь никуда идти в этом платье, а пока я буду переодеваться, ты можешь вывести свою машину.